Victor Gritsyuk

Утренний анализ натощак показал, что во вчерашних комментах мало сахара и прочих, сладостных для автора компонентов. Поэтому сегодня ограничимся десятком мыслей действительно умного, проверенного временем на умность человека. Взял на себя смелость составить из его цитат некое подобие монолога. Я не причем, я лишь выполняю внутренний приказ – озвучиваю молча данный текст. Итак, к нам через улетевшие листья календарей обращается мой давнишний собеседник Новалис: - «Каждый человек – маленькое общество. Всё совершенное представляется нам естественным и до конца познанным. Каждый творит чудеса на свой манер. Только из-за слабости наших органов мы не видим себя в сказочном мире. С вещами невидимыми мы связаны теснее, чем видимыми. Художника можно понять настолько, насколько сам являешься художником, а следовательно – насколько сам понимаешь себя. Чтобы лучше познать жизнь и себя, следовало бы непрерывно писать роман. Мы пребываем одновременно внутри природы и вне её. Где нет богов, там начинают царить призраки. Мы близки к пробуждению, если нам снится, что мы видим сон. Умирание является сугубо философским актом. Смертью мы впервые исцеляемся».

 
2008©photo by Gritsyuk                                                                                         Сбывшееся предчувствие.  No name.

Вот. Немного плотновато вышло, но зато понятно, что и в прошлом были не дураки. Парочки таких мыслей достаточно для десяти постов в ЖЖ или для пяти выступлений перед живой аудиторией. Просто – добавь воды. А наши мыслишки – полудохлое шуршание огрызков чужих слов и идей в рваных газетах. Поэтому - давайте начнем эти жидкие размышления называть настоящим именем. Но сегодня это имя не будет произнесено в связи с тем, что некоторые люди празднуют международный женский день. И так мало у нас осталось гражданских праздников. Невольно присоединяюсь, и независимо от 8 марта хочу поздравить всех женщин с тем, что они женщины, пожелать им всякого разного – полезного, доброго и без плохих последствий. И попутно - напомнить, что главное счастье женщины не в любви мужчины, а в родных детях. Ницше как-то сказал, что: - «Для мужчины – цель женщина, а для женщины – цель дети, а мужчина – лишь средство». Глупо превращать средство в цель, ведь с тех пор в женщинах ничего существенно не изменилось. Женщины – будьте женственными. А мы будем стараться быть мужественными.

Закончилась серия публикаций детских жанровых портретов, взятых из разных тем: из весеннего Осташкова, из путешествия по Амуру, и близких к столице выстрелов. Лоскутные воспоминания Петровича сворачиваются до лучших времен, а то можно так доковыряться в памяти до такого, что сам рад не будешь. Ведь если принял однажды решение - не вспоминать всякую типичную для большинства наших людей детскую глупость и гадость, то надо слова придерживаться. А тут ещё встроенные интернетные счетчики фиксируют ослабление интереса читателей, уж очень тема получилась личная.

Заканчиваем публикацию обычной детской черно-белой фотографией двадцатилетней давности, когда мы покупали ч/б пленку КН-3 бобинами по 300 метров, и снимали не жалели кадры, примерно так же, как сейчас не жалея снимают на цифру. Правда, вначале приходилось вручную наматывать пленку в кассеты в абсолютной темноте. Занятие не легкое для зрячих. Съемка была самым простым делом в дороге к шедеврам, - вставляй пленку, наводись и щелкай, пока палец судорогой не сведет.

Потом начиналась лабораторная пахота. В кладовке стояли банки с химическими веществами для пленочных и бумажных проявителей, для слайдовых растворов и прочих. Все старались приобрести реактивы марки ЧДА (чистые для анализа). Всё было, как в настоящей химической лаборатории: банки с дистиллированной водой, мензурки, бутылочки и пакетики, аптечные весы, стеклянные палочки для размешивания и совочки для веществ. Старались составить больше проявителя, и придумывали разные хитрости, чтобы за один раз обрабатывать больше пленок. Для стабильности результата растворы использовались только один раз. Проявка, фиксаж, нескончаемые бачки для пленки, промывка с фильтрами от песка, сушка - чтобы без следов капель, изготовление контактов, контролек - и уже потом большая печати. И при печати тоже работал целый заводик: опять свои качественные растворы, увеличитель с ровным светом и хорошей оптикой, рамки, стекла, реле, цветоанализатор, постоянные полоскания в воде, гянцеватель. Фотобумага хорошая была дифицитом. Среди всей этой технической работы надо было ухитрятся художественно думать при съемке и суметь после,  руками напечатать снимки так, как это сейчас делают в фотошопе. Вот как сложно нам было - даже сокращая рассказ про былое до скороговорки, устал тыкать в клавиши. Короче - съемка в те давние времена была самым приятным и легким этапом на фоне последующих трудов в темных комнатах. Сегодня вся тяжелая лабораторная работа отпала, и осталось только приятное фотографирование в кайф. Поэтому с фотографией и происходит то, что происходит  - китайский синдром дешевых товаров.


©photo by V.Gritsyuk                                                                     Дети - это бывшие мы

Фотографов призывают врать Google Earth
"Санкт-петербургский фотограф Алексей Шадрин опубликовал в Интернете призыв к коллегам дезинформировать систему Google Планета Земля.
В тексте обращения, в частности, говорится, что из-за массовой доступности видеоряда и его точной привязки к географическим координатам в Google Earth туристы уже уничтожили природные шедевры — Ладожские шхеры, Кандалакшский залив, озера Карелии и тундры Баренца, берега Байкала.
«Учитывая и понимая бытовые сложности сегодняшнего дня, тем не менее, призываю вас, дорогие коллеги, хранить в секрете географические координаты и точные названия тех природных объектов, что отражены на ваших снимках и полотнах: раз уж без услуг Panoramio/Google Earth и прочих интернет-ресурсов нам никак не обойтись, то давайте размещать свои пейзажи не в оригинальных, но в топографически сходных областях и поближе к крупным городам, а также сознательно искажать географические названия», — пишет Алексей Шадрин.
По его словам, такая технология» совершенно безопасна, никак не влияет на авторское реноме и опробована автором уже два года назад. К примеру, все снимки, сделанные в горной тундре в период с 2004 по 2007 годы, «посажены» в Google Earth на аналогичный горный массив и вплотную к Кандалакше, но подлинное местонахождение сюжетов тщательно сокрыто"
.
С сайта «Ладожские хроники» http://ladoga-park.ru/a090214041439.html

«Однажды» - подходящее слово для начала трудного рассказа. Оно мягче и просторнее, чем нервное и категоричное - «вдруг». Оно придает тексту раздумчивую окраску и оправдывает многословие психологической сложностью описываемой ситуаций. Но у нас тут не разбежишься с лишними буквами, поэтому мы сократим симфонию до прелюдии, но попытаемся оставить намеки и смысловые полутона. Итак - однажды я встретил ангела неземной красоты. Нереальный ангел двигался в мою сторону, и могло показаться, что он не шел, а парил скользя по солнечным струнам. Шаги и ветерок волновали крепдешиновую юбку пастельных тонов, и в колыханиях шелка чудились ожившие пятна с картин Чурлениса. Немыслимо прекрасная женщина лет тридцати шла по крайней дорожке парка, вдоль кустов сирени и шиповника, скрывавших железную изгородь. Сейчас я сравнил бы её с великолепной Зарой Леандр, но тогда Зара не была мне знакома, поэтому я сравнил её с ангелом. Ангелы, они ведь не только голопузые младенцы, среди есть них и взрослые особи. Волей судьбы два незнакомых человека оказались в одно время в дальнем, пустом углу парка. Ангел приближался, а совершенно неслучайно на скамейке сидел я - долговязый, нескладный мужичек восьми с половиной лет отроду.

Я уже долго там грустил, ошалев за день от летнего безлюдья. Может - минут сорок уже упивался грусть-тоскою. Сидел, опустив плечи и склонив голову, и при этом видел себя откуда-то сверху малюсеньким и ужасно одиноким среди столетних деревьев, на фоне зеленой травы, под надзором лежащего за оградой города-Вия. Безлюдная парковая дорожка бледно желтым цветом подпитывала грусть. Было очень жалко себя, нелепого и беспомощного в большом мире. Стоило вспомнить что-то, даже не имеющее к жалости отношения, и жалость накатывала волнами, как тошнота.


©photo by V.Gritsyuk                                 Девочка с иконой Богоматери. Москва.

Вдруг вспомнилось, как мы с отцом приехали на болотное озеро, где под ногами пугающе качался травяной ковер, и следы сразу наливались коричневой водою. Под ковром была провальная топь. Отец ловил плотвичек в центре озера, в окне открытой воды. Он, резко подсекал и перекидывал рыбок через себя назад. А я стоял позади, ближе к твердому берегу и должен был снимать рыбу с крючка. Плотвичная слизь быстро засыхала на руках и очень остро пахла - не рыбой, а неожиданно - на ацетоновом фоне предъявляла дальнюю маринадную кислинку. Сразу за рыбалкой возникла картина, в которой вечерело, брызгал холодный дождик, а мы с отцом копали картошку. Перебирали руками раскопанную грядку, отряхивали клубни от земли, и складывали в мешок. Земля была черной и вязкой, как плохой пластилин. Мы заготовили на зиму два полных мешка. И сразу всплыла зима. Вспомнилось, как трудно было тянуть на себя двуручную пилу, когда в дровяном сарае мы с отцом пилили дрова для комнатных печей. Сил в руках было на три-четыре настоящих рывка. Мерзлые, в клочьях снега березовые дрова казались тяжелыми камнями. Мне приходилось таскать их на второй этаж по скрипучей, гулкой деревянной лестнице. Шумно сваливал дрова на железный лист около печи, а отец колдовал с растопкой. В темной, ледяной комнате я на ощупь находил, и прилипал спиною к чуть теплому белому печному кафелю. Кафель становился теплее и теплее, и вскоре начинал обжигать спину. Комната неспешно прогревалась, - можно было снять пальто и в тепле ожидать ужина, который готовил отец. Неожиданно из памяти стало всплывать воспоминание о лагере на взморье, о гостевых днях, о радостных лицах приятелей бегущих навстречу родителям. Ко мне одному из всех детей - никто не приезжал. Чужие сердобольные родители, замечая мою грустную мордочку, угощали конфетами и газировкой. Жалели, спрашивали, и я объяснял, что мать далеко в больнице, а отец в выходные, когда детсад не работает, занят с младшей сестрой. Немного тогда было в моей памяти сильных событий, как я понял теперь.


©photo by V.Gritsyuk                                                                                              Девочка за забором. Дальний Восток.

На этом моменте грустных воспоминаний боковое зрение и зафиксировало движение справа. В заголубевших тенях плыла женская фигура в развевающейся юбке. Пропущенное сквозь кроны деревьев низкое солнце точными лучами обрисовало чуть вьющиеся волосы и казалось, что вокруг головы светится золотой нимб. Ангел приблизился и неожиданно опустился рядом со мною на скамейку. Ангел не смог пройти мимо одиночества.

Мы о чем-то разговаривали - меня о чем-то спрашивали, я что-то рассказывал. Про родителей и сестру, про друзей и мои занятия в этот день. Обычный, не запоминающийся разговор взрослого с ребенком. Но постепенно что-то в мягком голосе женщины, в наклоне её головы, в близких глазах начало плавить меня внутри, словно был я там из мягкого воска. Независимо от смысла произносимых слов, её голос горячими ручейками проникал в места сердечной боли и обид, и вся эта тоскливая, ненужная глупость растворялась проникающей теплотою. Растворялась и исчезала, словно вынимались занозы. Вдруг сами собою из глаз потекли слезы. Тогда она осторожно обняла меня, и зашептала утешительные слова, от которых поток слез лишь усилился. Дыхание её пахло медом.

- «Хочешь, я подарю тебе книгу с картинками? Большую книгу с яркими картинками. У моего сына много таких книг» - сказала она с улыбкой.
- «А как мы сможем встретиться, ведь у меня нет часов?» – спросил я сквозь слезы.
- «Нам не понадобятся часы. Видишь этот разросшийся куст напротив. В ближайшие дни я положу под него книгу и укрою травой. Её никто не увидит, кроме тебя и меня». Она заговорщески подмигнула, накрыв мою руку своею и я невольно улыбнулся.

Когда она ушла легкой походкой влево по дорожке, а я ещё немного посидел, бездумно глядя на закатное небо и контуры деревьев, механически отмечая, что это красиво. Красиво обычной красотой, как и должно быть всегда. Глаза высохли. Внутри было спокойно и тепло, и уходить вовсе не хотелось. Боялся вдруг растерять по дороге домой необъяснимую теплоту. И думалось, что - побыстрее наступило бы завтра, чтобы забрать обещанную книгу.

Два следующих дня по три раза за день проверял тайник. В мысли стало заползать неприятное, как холодные мурашки - сомнение. По-всякому гнал его прочь. Прикрытую травой книгу обнаружил на утро третьего дня. Влажная от росы, она явно пролежала там ночь. Сердце екнуло на секунду когда дотронулся до неё, но не удивился, ведь случилось то, что и должно было случиться. Книга оказалась большой и цветной. И толстой. На некоторых страницах пестрели детские каляки-маляки цветными карандашами. Мне нравилось их разглядывать, словно это начиркал мой хороший друг. А может быть и я сам начиркал, но забыл. Как забыл, и не вспомню уже, что написала для меня женщина на первой странице. Не вспомню, о чем была книга, и куда она потом делась. Лишь навсегда остались - развевающаяся в закатном огне юбка, медовое дыхание и память о теплоте. Наверное, они в этой истории самые главные.

Одинокий ясень торчал в откосе паркового холма, широко размахнув ветви в незанятом пространстве. Почти на уровне моего роста, если чуть приподняться на цыпочки, чернело дупло. Внутри на сухой травяной подстилке красиво лежали три серо-зеленых яйца. Стараясь не нервировать пугливую наседку, не часто заглядывал внутрь. Подкрадусь осторожно, без резких движений, сяду невдалеке на пригорке, и терпеливо жду, пока в овальной рамке появится птичья головка с черными бусинами глаз. Тогда успокаиваюсь и осторожно удаляюсь. Почти каждый день навещал птицу, но никому про неё не рассказывал, чтобы не пришлось показать гнездо и после об этом пожалеть. Да и куперовскому следопыту-разведчику нельзя без тайны. О том, что вылупились птенцы узнал по писку. Оказалось что родителей у них двое – я с трудом научился их различать. Предполагал, что самец крупнее и чуток цветастее самочки. Хотя и не был уверен. Как не знал тогда, так не знаю до сих пор, какого они птичьего рода-племени. Птицы остались в памяти просто милыми, трудолюбивыми пичугами среднего размера - побольше воробья, поменьше голубя.

Родители неустанно улетали за продуктами для детей. Возвращались не быстро, ловко опускались на порог дупла и свешивались внутрь так, что виднелся лишь хвост и светлая гузка с окорочками. Мгновенно включался трехголосый разнобойный писк. Птица вспархивала, а просящий писк еще продолжался, постепенно затихая. Моё сердце было не каменным. Дети просили еды. Я решил помочь птицам в утомительном деле кормления потомства. Под прелыми листьями собирал небольших, мокрых дождевых червей и лишь только улетали родители, угощал ими птенцов. Мокрые черви из-под листьев и гнилых деревяшек были мягче, чем резиновые земляные, и как мне казалось тогда – больше подходили для детского питания. Я появлялся в проеме дупла с червяком, что-то несуразное свистел, и мгновенно навстречу моей руке раскрывались три маленьких желтых клюва, словно распускались три желтых писклявых цветка. Кормил я шумных, прожорливых ребят по часовой стрелке, чтобы всё было честно. Было для меня в этом деле кроме обычного интереса ещё что-то. Чувствовал себя значительным человеком, милосердным и щедрым покровителем всякой мелкоте. Представлял, как я встану среди поляны в третью позицию и запою громко, как Штоколов, широко и солидно разводя руки вместе со звуком, словно намереваясь обнять мир. Песня будет «Калинка» или «Вдоль по Питерской». Очень хотелось спеть, и потом улететь отсюда вместе с затихающим звуком. Оказалось, что я с детства завидую птицам.


(c)photo by V.Gritsyuk                                                                                             Осташковские дети

Завтра будет продолжение, конечно,при  условии, что это завтра наступит.

Сегодня и до конца недели мы будем говорить о детях, зацепилась меня тема одного из недавних собственных постов. Про детей я знаю много, и не по учебникам. Миновал меня синдром внезапной смерти – необъяснимо и беспричинно настигающий младенцев в колыбели. Миновали микробные заразы и стихийные бедствия, пощадили машины с пьяными шоферами и красноглазые маньяки. Только теперь понимаю, каким невероятным случайностям я обязан, что дожил до нынешней полуседой бороды. Как бывший ребенок, бережно сохраняю главное из тех времен – состояние воздушной беззаботности, когда детство не имеет начала и конца, пока не позовут домой. И жизнь не имела тогда начала и конца. В памяти больше лета и солнца. Конечно – есть чуток зимы, но белых воспоминаний так мало, будто по-настоящему жил только зеленым летом.

Редко кому прямо признаюсь, что не люблю свои детские воспоминания, не возвращаюсь к ним по волнам ностальгии, не смакую с удовольствием. Многое в моем детстве было неправильным, ведь пришлось родится в атеистическое время в богоборческой стране, никто вокруг про Бога не вспоминал и детям не рассказывал про младенца Христа в яслях и Вифлеемскую звезду. Всё было бы иначе, если бы пораньше сообщили мальчику про Бога и спасение души. Не пришлось бы так безысходно для голодающей души, так безвоздушно для живого сердца мучаться среди миражей магии, каббалы, йоги. Не совершились бы тысячи немудрых, смешных и стыдных ошибок, и не надо было бы тратить потом драгоценное время на попытки их исправления. Не приросли бы к сердцу злые, непотребные страсти и навыки, пытавшиеся стать главными чертами характера и развернуть судьбу под откос. Считаю неправильным с улыбкой вспоминать и пересказывать разные гадкие шалости и проступки из непросвещенного светом истины, бездуховного детства. Можно рассказывать их лишь как пример тогдашней своей пустоты и глупости.



©photo by V.Gritsyuk                                      Бабушка с внуком. Московская обл.

Крестили меня мать и бабушка в год от роду. Когда закрываю глаза, видится большое фигурное окно с белым днем за стеклами; далекий, теряющийся в полумраке потолок; незнакомые, не опасные лица, склонившиеся надо мною; священник в серебристо-белом одеянии и белого металла купель с оранжевыми огоньками трех свечей. Но такое воспоминание невероятно для грудничка, и думаю это синтетические картинки, собранные из желаемого и увиденного уже потом. Ведь признаюсь - люблю бывать на крестинах, держать на руках и успокаивать в незнакомой обстановке этих глазастых, пахнущих сладким материнским молоком крепышей. Люблю вместе со священником говорить положенные молитвы, а особенно те, когда крестные за несмышленых детей отрекаются от сатаны и плюют в него на все четыре стороны. Это главный выбор жизни, который будет всё в ней до гроба определять, это выбор армии добра на поле битвы в нашем сердце. Оно очень по-житейски - плюнуть на искушение, но в духовном смысле – дело невероятно серьезно. Крещение напоминает о тех временах, когда страна вся была православной, а крестные выступали не только как поручители и гаранты дальнейшего духовного просвещения детей, но и в сермяжном смысле – как реальные заменители отца и матери при внезапной смерти родных.

Сейчас всё иначе, редкий крестный поинтересуется духовным состоянием крестника, поговорит по душам, книгу полезную подкинет - нет времени, да и не сообщено ему о небесной ответственности за ребенка.  Хотя, можно было бы догадаться, что поручитель - не просто статист в красивом обряде, это - на всю жизнь. Раньше не прерывалась связь родителей, детей и крестных, ведь каждая семья была крепким монолитом, всегда помощницей и советчицей. Теперь семья - сыпучая фракция, ткнет жизнь чуток, и она разваливает. Потому и  всё остальное у нас так, что в атомах народа нет силы. Очень просто определить врагов семьи и родственной любви по их плодам. Стоит приглядеться. И не надо меня обвинять, что я специально ищу врагов и зову на войну, когда лучше жить мирно и всем улыбаться. Да, улыбаться надо, но и хранить то, без чего мы слабеем и исчезаем с исторической сцены. Не позволят нам злые силы мирно прожить во всяком благочестии и чистоте, если только не уёдешь отсюда в глухие дебри. Поэтому, давайте будем мудрыми, как змеи. Станем строить и охранять свои семьи, ведь без них мы одиноки в жестоком ветре этого века, и каждый сильный, кому не лень -  может нас обидеть. А жизнь - коротка и где утешимся?

Продолжение в следующем выпуске.

Не могу промолчать, потому что – не могу. Украина сейчас отдельное суверенное государство, волею глупых партийных элит выкинутое из последней мировой империи. Элиты от выкидывания в долгосрочном плане не выиграли, а как обычно – выиграли паразиты и мародеры, переступившие в недосягаемый для той элиты беспредел. Верхушка старой элиты тогда быстро схватила крупные куски и с ними упорхнула на чужбину, подальше от бандитских разборок. Нынче, не имеющая собственного опыта государственности, Украина раздирается непрофессиональными политиками, отстаивающими цеховые интересы. Народ пребывает в состоянии перманентной усталости и неуверенности. Мировой кризис сильно зацепил Украину, у которой нет российского буфера из неисчерпаемых природных ресурсов. Падает гривна, реально показывает зубы безработица. Братская Россия душит за газ в бывших советских общих трубах, а платить нечем. Может - лишь салом и горилкой.

Понятно, что места детского отдыха Крыма разделяют финансовые проблемы со всей Украиной. Мало кому сегодня в Украине есть дело до бывшего всесоюзного пионерского лагеря Артек – ностальгической знакового места соседнего, другого государства. Даже назло хочется его зарыть и распродать арендаторам, ведь это позорное пятно в новом демократическом настоящем, бывший детский сад большевистской заразы, от которой шарахался весь мир. А вроде бы от коммунизма все новые государства уже официально открестились. Но в России вдруг возникает движение за спасение этого привилегированного места встречи детей партийной номенклатуры и прочей проверенной элиты с иностранными детьми. Удивительно. Хотя по человечески понятно, ведь верные слуги режима, псы и активисты не ценят настоящую свободу, они хотят лишь надежного хлеба и непрекращающихся зрелищ. Хлеб – это особые привилегии и высокая зарплата с карьерным ростом, это - меньше работы и больше комфорта. А зрелища – это всё, что нельзя сожрать, одеть на себя или притащить в дом. Это знаменитое совковое – «ты меня уважаешь?» заменило российские вопросы: – «Кто виноват?» и «Что делать?». В зоне привилегированных зрелищ и уважений существовал Артек той, ушедшей в злое прошлое страны.


©photo by V.Gritsyuk                                                                                               Второй уголок моей поляны

Это всё бы – ещё ничего, но вместе с этой пионерской ностальгией всплывает совсем третья история, вдруг вырисовывается парниковая биография избранных детей, пришедших сегодня в коридоры демократической власти. Меня не обманут слова «бывших узников» Артека про «пионерскую республику счастья для всех детей». Ни среди моих знакомых, ни в нескольких школах, где я учился, не было ни одного человека, побывавшего в Артеке. А жил я в большом городе и школы были не маленькие, по четыре буквы каждого класса. Ещё напомню для тех, кто не знает, что несанкционированное общение обычных советских людей с иностранцами строжайше отслеживалось и пресекалось. Не говоря уже о переписке. А лагерь был ещё и международным.

Теперь понятно почему буксует демократия – ей мешает чуждый человеческий материал, ведь детский фундамент многих нынешних демократов на проверку оказался краснее красного. И никому не стало стыдно. Никто не покаялся и не пожалел о том, что был персонально счастлив при режиме, уничтожившем настоящую Россию, окружившим себя железным занавесом, среди настоящих концентрационных лагерей, без свободы совести и земли крестьянам, под неусыпным надзором партии, комсомола и КГБ. Это очень настораживает и закладывает сомнение в искренности демократических начинаний. После Артека остается размазать ностальгические слезы по лицам недокупавшихся в бассейне «Москва». Хочу напомнить им всем, и тем, и другим всяким, что время не остановить. Его можно чуток притормозить, можно делать вид, что оно остановилось, можно лгать всем и самому себе и ловко выкручиваться, но дедушка-время придет, как тать в ночи, и укусит за пионерский бочек. Для завершения композиции с золотым сечением - месть совершится через детей. 

Как рекомендуют умные люди, буду короче чем можно даже меня представить, и в каждом абзаце буду писать слово "фото".  Никаких мыслей развивать не стану. Не буду ничего разжевывать, теперь - только тезисами. Не дети тут чай сидят, большинство с высшим образованием - я так думаю. Сегодня скажу про навалившуюся на всех нас "империю троечников". Пятерочники или пристроились здесь тепло, или уехали в западный рай, устав от безысходности. Двоечники побили друг друга в бандитских разборках. И раздолбанная, униженная и ограбленная страна упала в руки троечникам. Схема эта приблизительная, округленная. Как например - вы считаете себя личностью, фотографом, а в статистике получились вот номером миллион первым. Вас сразу округляют, чтобы не портили гладкую цифру. Так и я тут - округляю факты до скелета.

 
2008(c)photo by V.Gritsyuk                                                                                           Петровский пруд с камышами
 
Так вот - все наши проблемы от троечников. Они ребята неплохие, бывают добрыми и смешными, одна беда - с детства в них заложен непрофессионализм. В остальном они - люди как люди: хотят общаться с красивыми девушками, икру мазать на хлеб с двух сторон, дачу белую купить в Испании и бронированный автомобиль, чтобы кавказцы не убили. Имеют две руки, две ноги и язык - помело. Я их понимаю как специалист-любитель по детской психологии. С ними очень просто договариваться - денег надо давать больше, и всё случится. Делиться и откатами баловать. Потому что в глубине мозга они знают, что дураки, и нет им вариантов среди умных. Остается стать богатыми, чтобы было откуда презирать интеллигенцию. Поэтому нам надо прикидываться дураками, чтобы не будоражить картину вокруг них. А иначе подохнем от голода. Фотографы - улыбайтесь и делайте то, что вам говорят. Иначе будете, как Петрович копейки перед экспедицией считать. Запомните, что троечники в фотографии не разбираются. Поэтому - больше цифрового цвета и резкости. Они это очень уважают. И не дай вам Бог проговориться например про Кьеркегора или Пруста. Можно безопасно упоминать лишь Остапа Бендера.

Любят в западном мире разнообразные шоу с аплодисментами, которые потом покупают на корню наши телевизионные «гении». Даже такое родное смешное шоу с двигающейся пенопластовой стеной, где прорезаны контуры фигур, и участникам надо изловчившись проскочить в вырезы, иначе их сметет в воду – это подростковое шоу японского телевидения. Но речь не об этом, хотя - жаль, что не могут наши купить себе талант у японцев или американцев, а попутно – доброжелательность и патриотизм. Не тупорылый национализм, а чтобы спокойно и постоянно родину любить. Многое купить они не могут – класть им некуда, всё алчностью, ерничеством и агрессией занято. Потому и поддерживают друг друга, сплотились по непонятному для зрителя признаку могучей кучкой, и уже детей начинают активно к своему «станку» пристраивать. Никто случайный или лишний не воткнется, пожизненная это у них вотчина. В дворяне попасть было проще, в КПСС было легче вступить. Вот так они всячески готовы мучить российское население, «пока нас не разлучит смерть».


2008©photo by V.Gritsyuk                                                                         «Что вы травки малые, травки захудалые…»

А ещё на Западе принято повторять летучие фразы из фильмов, типа – «Аста ля виста, бэби». Идиот из фильма «Форест Гамп» в исполнении гениального Тома Хенкса произносит глубокомысленно: «Мама говорила мне, что жизнь похожа на коробку шоколадных конфет, никогда не знаешь, что достанется». Согласитесь – здесь простому россиянину должно быть смешно, а наши вдруг слезу роняют в картофельное пюре. Вы только прикиньте – жизнь, как коробка шоколадных конфет! Тянешся, мучаешься, выбираешь клубничную начинку, а постоянно попадается пралине. Ой - держите меня семеро, я сейчас обрыдаюсь. Они не знают, что если в России только протянуть руку к общей коробке шоколадных конфет судьбы, то руку могут оторвать. Или отстрелить.

Признаюсь, что не смотрю наши спектакли, фильмы и многосерийки – ничего не могут у нас в этой области пока серьезного сделать, словно таланты перевелись. А ведь многим так не хватало свободы творчества, так они стонали под ярмом на теплых местах режиссеров. Теперь только и могут, что про пиво снимать, хохмить без остановки на разрешенные темы, да разные неприличные балаганы устраивать. Стыдно за актеров. Хотя, не очень стыдно – они сами выбирали, никто с палкой не принуждал. За нас всех стыдно – такое вот чувство будит во мне российское искусство. Наверное, поэтому, бывая на Западе, россияне чураются соотечественников. Выделяемся мы на западном фоне. Как там учил буревестник революции: «Если всё время человеку говорить, что он «свинья», то он действительно в конце концов захрюкает». Цивилизованный мир начинает ближе узнавать угнетенных тоталитаризмом, ныне расправивших косую сажень, и пятаки свободных россиян его не радуют. 

Вчера позвонили из сельской местности в центральной России, и возбужденным голосом рассказали, что началась настоящая весна. Всё как положено - ручьи журчат, почки набухают и небо в загадочной дымке. "Приезжай снимать весну, а то опоздаешь". Вот это "опоздаешь" и больше всего зацепило. Какое невозвратное это слово! Сел я у окошка и задумался, оглянувшись назад - а где в жизни я успел вовремя, и где - опоздал. Интересные тут могут открыться ответы, и выстроится ясные сюжетные линии, какие - нечаянно оборванные, загубленные безвозвратно, а какие - и в будущее уходящие. Это, если  помнить себя и внимательно приглядываться к ситуациям и внутренним состояниям - чтобы не спутать ерунду и секундные настроения с ощущениями правильного пути и долга. 


(c)Photo by V.Gritsyuk                                                                                                                      Рассвет показался из-за леса.

А ведь кое-что мы можем достаточно просто проверить. Это - если приучить себя без иллюзий глядеть внутрь, внимательно слушать умных людей, а может и - детей, ведь был в Библии случай, когда надо было нечто важное сообщить человеку, а никого рядом не нашлось, и тогда ослица заговорила человеческим голосом. Вот так мы в суете пропускаем адресованные нам лично послания, однако - ради нас не заговорит собака или кошка, масштаб ситуации не тот. Да и к нашему времени уже многое сообщено - лежат книги на полках - только выбери правильно, церкви открыты и колокола звонят. Забыли мы быстро, что недавно в стране было четыре монастыря, а палачи и их помощники, которые расстреливали, закапывали живьем в землю и топили на баржах христиан и священников, гордо  ходили среди нас, и воспитывали нас, сегодняшних. Простите, как задумаешься шире, так и накатит скорбь. Ведь судьба и смысл каждого из нас связан с судьбой и историей страны, мы внутри. Даже если убежим в другую страну, с собою всё унесем. Но не стоит падать духом, потому что есть наше маленькое, в сравнении с вселенскими масштабами - дело, которое никто кроме нас сделать не может. И спросится с нас не гайдаровская реформа или криминальная приватизация страны, а про душу, про близких наших, про детей. Как же хочется слышать и правильно делать, чтобы не рвались наши сюжетные нити, чтобы не горело это страшное слово "опоздал".

Сегодня мыслями особо делиться не стану. Не то, что нет никаких, а как-то не хочется. Хотя ладно, одну засвечу утреннюю, но больше для себя, чем для людей. Это - чтобы не записывать в блокнот. От лени. Сначала о свойствах мыслей вообще. Мысли приходят к каждому человеку, и даже очень бывают оригинальными. Приходит такая например вечером, и он решает - встану утром и сразу запишу, потому что невозможно не записать, такая она для жизни моей и человечества важная. А утром от мысли уже ничего не осталось, только память, что кто-то был важный. Но, допустим, вы все же добрались до бумаги и карандаша. Тут начинается другая неприятность - ясная в голове мысль не ложится на бумагу так же ясно. Какой-то бред из слов получается невнятный, или что-то очень примитивное, типа - "не плюй в колодец" или "всё перемелется". Не мысль оказывается на проверку, а поговорка или кусок частушки. Что из этого следует? А - вот что. Если кажется, что важных мыслей полна голова, что распирает её и язык чешется научить дураков - возьмите бумагу и карандаш, и изложите на бесстрастном листе ход размышления. Лучше тут бумага, потому что компьютер как-то отдален от нас экраном, красивым шрифтом, форматированием. И часто выясняется, что очень умное, произнесенное в бытовом разговоре, на самом деле живет лишь за счет повышения голоса, интонации и гримасы при произношении. Живет не само по себе, а в контексте разговора, и с обязательной апелляцией к прошлым беседам. Разговор - он как секундный узоры на прибрежном песке, а - то же самое, написанное на бумаге - как петроглифы. Почувствуйте разницу. Поэтому написанная разруленными словами конкретная мысль стоит тысячи произнесенных слов.

Мой приятель решил оставить обращение к своим детям, записанные на диске его голосом, чтобы выросли и могли послушать отца, как мы теперь Шаляпина или Ленина с пластинки шипящей. Я его предупреждал о конфликте написанного и произнесенного слова, уговаривал написать вначале конспектик, и потом прочесть творчески, с выражениями, с развитием и добавками, чтобы одно косое слово потом, когда уже не исправишь, не испортило бочку меда. Но он упирался, говоря что дети вспомнят родную отцовскую интонацию, они поймут, они простят... А потом он забыл эту свою добрую мысль - диск наговорить. Не записал потому что, а дела и другие мысли эту закопали. И я ему пока не напоминаю, но обязательно напомню.

 
(c)photo by V.Gritsyuk                                                                                                              Пароль к таёжной гармонии                      

Из эссе "Затерянный мир"
"Что можно нового написать про звезды, лес, реку, болота? «Звезды сияют, река струится, лес молчит, околдованный…». Что могу я нового сказать, ведь сотни писателей видели то же. Так для чего пишу я? Наверное, чтобы ни забывать. Чтобы с помощью трудно найденных слов выявить из огромной картины мира - предназначенное лишь для меня. Разгадать пароли.  И хотя первозданная природа сама, без слов и фотографий куда-то там внутри залипает, но дал же нам зачем-то Господь дар рассуждения. Если бы вы знали, что видели мои глаза! Неужели всё умрет со мною? Неужели – все мы умрем?
Но, исходя из отмерянности сроков нашей жизни, для каждого дела, для каждого понимания есть разумно отпущенное время. Порой его не определишь четко, не скажешь – месяцы это или годы. Но ощущение, что время кончается, не спутаешь ни с чем. А дальше - и ты уже чуть другой, и мир изменяется. А какой же он на самом деле? "